Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Саладин был счастлив усугубить раскол среди латинян и два месяца назад, в мае, потребовал у Сен-Жиля прохода своих войск по землям Галилеи. Граф Триполийский и на это безропотно согласился.
Шатильон вытер черный от чада лоб, поглядел на манящую, недоступную гладь Галилейского моря, на темные холмы на дальнем берегу:
– Интересно, Жерар, как вы теперь выкрутитесь?
Будь Айюбид справедлив, он бы наградил Ридфора. Ведь это Магистр, у которого всегда было больше отваги, чем ума, напал неподалеку от Назарета со ста сорока рыцарями на впущенное Сен-Жилем в рубежи Утремера семитысячное войско неверных. Из того боя при Крессоне лишь трое спаслись бегством, в их числе и сам зачинщик Ридфор. А головы остальных тамплиеров увенчали сарацинские пики.
– Нехристи братьев ордена в живых не оставляют, – угрюмо ответил Магистр.
Шатильон сухо засмеялся:
– Это простых храмовников не оставляют, которым нечего за себя предложить. А вы наверняка что-нибудь придумаете, чтобы сельджукские сабли не отправили вас в рай до тех пор, пока вы весь Утремер в преисподнюю не свергнете.
После несчастья Крессона среди баронов поднялась буря негодования против Сен-Жиля. Союзника Саладина обвиняли даже в тайном принятии ислама, а патриарх Иерусалима пригрозил отлучить изменника от церкви, расторгнуть его брак с Эшивой Галилейской и освободить его вассалов от оммажей. Когда Триполи обнаружил, что единственным его другом остался глава джихада, он почел за лучшее примириться с Лузиньяном. Латиняне снова были едины – и вовремя, ибо тридцатитысячная армия султана Египта и Сирии пересекла Иордан.
После праздника апостолов Петра и Павла самое большое на людской памяти двадцатитысячное королевское ополчение выступило навстречу врагу и стало лагерем у галилейских источников Ла Сафури, заслоняя собой Палестину, но пытаясь избежать открытого боя. Тогда, чтобы выманить противника из стратегически превосходной позиции, сарацины напали на Тивериаду.
Сен-Жиль с пеной у рта уговаривал Лузиньяна оставить город и собственную супругу на милость Саладина. Но какой толк от армии, если она бережет стратегическое превосходство, а не разоряемый Утремер? Шатильон с Жераром де Ридфором переубедили короля выступить на помощь осажденным. От Ла Сафури до Тивериады вело всего шесть с половиной лье, и спуститься к городу под обстрелом тюркских лучников было пусть и трудной задачей, но вполне посильной. Да, сарацин было больше, но с каких это пор огонь пугает, что древесины многовато?!
Да только если Сатана задумал сделать исполнимое неисполнимым, ему оказалось достаточно отдать армию франков под общее командование безмозглого Лузиньяна, его коварного соперника – умника Сен-Жиля и неуправляемого Жерара де Ридфора.
Вчера утром они двинулись маршем по старой римской дороге. На выходе из Ла Сафури сержантам пришлось зарубить какую-то неугомонную древнюю старуху, злобно проклинавшую «грешных разбойников» и сулившую им погибель. Сельджукские конные лучники обстрелами и непрекращающимися нападениями замедляли движение тамплиеров в арьергарде, а авангард стремился поскорее достигнуть спасительного озера, и вскоре колонна опасно растянулась меж холмов. К полудню все же пробились к источнику Турана, но воды там оказалось – кот наплакал, и Сен-Жиль, которому принадлежала привилегия возглавлять и вести ополчение по своей земле, предложил двинуться к источнику Саджара. За каждую пядь приходилось сражаться с армией Саладина, и вскоре люди и лошади изнемогли от усталости и жажды. Сарацинам удалось оттеснить христиан с намеченного пути и отрезать им возвращение к Турану.
Еще до захода солнца Магистр тамплиеров заявил, что его воины обессилели и валятся с ног. Сен-Жиль посоветовал разбить лагерь на сухом плато у деревни Марескальция. Скоро обнаружилось, что тамошние колодцы, наполнявшиеся зимними водами, высохли. Франки знали каждый камень и источник в Галилее лучше, чем дорогу от собственной постели к ночному горшку, но к концу первого дня они прошли лишь половину пути и потеряли треть людей.
От жажды у Рено закружилась голова. Свой последний глоток из походного бурдюка он сделал еще ночью, когда душащая гарь подожженной степи и жар запаленных врагами костров превратили разбитый ими лагерь в сущую преисподнюю, а басурмане непрестанно подвозили на верблюдах кувшины с озерной водой и на глазах у задыхающихся страдальцев выливали драгоценную влагу на землю. До утра франков поливал адский дождь сельджукских стрел, уши закладывали непрестанные жуткие вопли «Аллаху Акбар!». Тут уже не одна сумасшедшая старуха, но и Сен-Жиль предрек, что все они непременно погибнут и королевство обречено. Местные друзы, не простившие латинянам разрушения их Сарахмула, увидели, что положение христиан безнадежно, и переметнулись на сторону магометан.
Спасительная чаша Тивериадского моря мерцала внизу, до нее рукой было подать, но от сухих солдатских глоток ее отделяла двадцатитысячная армия Саладина, непроходимая глупость Лузиньяна и предательство графа Триполийского.
Рассвет дня святого Мартина из Тура застал латинян в плотном кольце врагов и огня. Несколько рыцарей графа Триполийского – Бодуэн де Фортью, Раймонд Бак и Лаодиций де Тибериас, пусть души их никогда не обретут прощения! – перебежали к врагам Господа и рода человеческого, а остальное воинство, полумертвое от вчерашнего перехода по безводной местности, от ужасной бессонной ночи в огненном пекле, дыме и под обстрелами, свернуло, по совету все того же Сен-Жиля, к Евангельской Горе Блаженств, вздымавшейся над равниной двумя верблюжьими горбами. Им удалось пробиться к ее подножью, но и здешний родник был сух.
Тогда граф Триполийский построил отряд клином и бросился в конную атаку на вражеское кольцо. Эмир Техеддин немедленно открыл в своих рядах проход для недавнего союзника и для четверых его пасынков и вновь сомкнул строй за последним из людей Триполи. Вместе с ними из смертельного окружения выскользнули также Реджинальд Сидонский и Раймонд Антиохийский, сын Заики и крестник Сен-Жиля. Отдельным маневром удалось вырваться только Балиану Ибелину и бравому сенешалю Жослену Эдесскому. Такой уж он человек, Жослен. Слишком умен, чтобы геройски защищать гиблое дело. Как бы то ни было, беглецы бросили соратников на верную смерть.
Совсем рядом, в Тивериадском озере, дезертиров ждала вода, сладкая и опьяняюще свежая. Вот он – вкус предательства, он благоухает свободой и жизнью. Это преданность и честь воняют потом и кровью.
После этого оставшиеся в окружении пали духом. Но последняя надежда исчезла, когда неверные отбили драгоценную святыню – Животворящий Крест. Патриарх Ираклий отговорился от участия в походе болезнью, – трусостью та болезнь прозывается, – и раскопанную на Голгофе Еленой Равноапостольной святыню нес в бою епископ Акры, мир ему. Госпитальеры и тамплиеры продолжали мужественно сражаться в первых рядах, но вскоре все обезумели от жажды, усталости и жары, от гари и чада запаленной степи – и ряды латинян сломались. Всадники исступленно пытались опрокинуть сарацин и пробиться к озеру, а пешие лучники бросились спасаться от удушливого дыма под развалинами стены на верхушке северного холма. Без защиты лучников рыцари теряли под вражеским обстрелом коней, и некому стало оборонить пехотинцев от сельджукских сабель.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
